«Государь! Неудовольствие Вашего Величества и мое заключение в темницу мне кажется столь странными, что я не знаю, о чем мне должно писать к вам и в чем должно просить прощения. Вы прислали известного всем врача моего сказать мне, что я должна сознаться в истине, если хочу снова приобрести вашу благосклонность. Он не успел еще объяснить мне своего поручения, как я уже приметила, в чем состоит ваше намерение. Но если, как вы говорите, признание в истине может доставить мне свободу, я повинуюсь вашим повелениям от всего сердца и со всею душевною покорностию. Не воображайте, В.В., чтоб ваша бедная жена когда-нибудь могла быть доведена до такого преступления, о котором она никогда не дозволяла себе и помыслить. Никогда ни один Государь не имел супруги столь верной всем своим обязанностям, столь исполненной нежнейшей привязанности, какова Анна Болейн (в ориг. — Булен), собственная ваша супруга. Она умела ценить то высокое состояние, до которого возвысили ее милость Провидения и снисходительность ваша. Но стоя на высоте величия и трона, на который возведена была, никогда не забывала я, что могла подпасть такой участи, какой подверглась ныне. Мое возвышение не имело никакого другого основания, кроме кратковременной вашей ко мне склонности, и я не сомневаюсь, что самомалейшее изменение тех внешних приятностей, которые произвели ее в сердце вашем, могло обратить вас к иному предмету.
Вы извлекли меня из ничтожества, возвели на высочайшую степень в государстве, присоединили меня к Августейшей фамилии вашей: сего блеска я никогда не смела ожидать; сие величие выше заслуг моих. Между тем если вы уже удостоили меня сей почести, то не потерпите, великий Государь, чтоб непостоянство или злые советы врагов моих могли меня лишить благосклонности Вашего Величества. Не допустите, чтобы порицание за неверность, пятно столь черное и столь недостойное, обесчестило имя вашей супруги, а вместе с нею и имя юной Принцессы, вашей дочери.
Итак, повелите, Государь, исследовать дело мое, соблюдая свято законы справедливости и не допустите, чтобы враги мои были вместе моими доносчиками и моими судьями. Повелите, чтобы процесс мой произведен был публично. Моя верность защитит меня от поношения и стыда. Вы увидите: невинность моя будет оправдана, ваши подозрения развеются, ваш дух успокоится и молчание заступит место порицания или — мое преступление будет обнаружено пред глазами целого света. Итак, повелите сделать со мною то, что угодно Богу и вам. Вы можете, В.В., избежать чрез сие общественной молвы; мое преступление, будучи обнаружено по справедливости, даст вам, пред Богом и пред людьми, право не только наказать меня как неверную супругу, но и беспрепятственно последовать склонности, чувствуемой вами к той, которая причиною моего несчастного состояния. Я могла бы давно произнести пред вами имя ее. Вы не знаете, В.В., как далеко в сем случае простираются мои подозрения. Наконец, если вы уже решились погубить меня и если смерть мою, основанную на постыдной клевете, почитаете единственным средством к получению желаемого вами блага, то я буду просить Бога, чтобы он простил сие великое преступление как вам, так и врагам моим, послужившим при сем орудиями и чтобы в последний день, сидя на престоле Своем, пред которым вы и я предстанем скоро и пред которым моя невинность, если смею сказать, будет явно открыта, Он не потребовал от вас строго отчета в поступке, столь недостойном вас и столь жестокосердном.
Последняя и единственная моя просьба состоит в том, чтобы вы на одну меня возложили всю тяжесть вашего гнева и чтоб не подвергали никакому бедствию тех несчастных, которые, как я слышала, содержатся по моему делу в тесной темнице. Если когда-нибудь я могла о чем упросить вас, если имя Анны Болейн (в ориг. — Булен) когда-нибудь было приятно вашему слуху, не откажите мне в сей просьбе и я ни о чем более беспокоить вас не буду; в противном случае, мне остается воссылать пламенные молитвы к Богу, чтоб он был к вам милостив и управлял всеми вашими действиями.
Ваша верная и покорнейшая
супруга Анна.
Башня, 6 мая».
Из последних строк Анны Болейн к королю: «Ваши благодеяния теперь я испытала на себе вполне. Я была ничто; вы меня сделали Статс-дамою, Маркизою, Королевою; и когда уже на земле нельзя было вполне возвышать меня, вы делаете меня святою».
По «милости» бывшего супруга костер был заменен Анне эшафотом.